Полуночным хлебом раскатанный мир тоньше и тоньше, рвётся кожей и выкатывает твой крик, а пока он проваливается, раз, два присыпаемый землёй, успевает дева взлететь на крылатом кресте снизу топчут слепки её лица бесчисленным шквалом огня.
Вспышка за вспышкой бытие всецело уходит туда, где даль и трепет в ближнем бою сошлись, и болью - о, оно возвратится в холод едва осаждённого снега, ослепительной сеткой в руках.